Неточные совпадения
Да и
в самом Верхлёве стоит, хотя большую часть года пустой, запертой
дом, но туда частенько
забирается шаловливый мальчик, и там видит он длинные залы и галереи, темные портреты на стенах, не с грубой свежестью, не с жесткими большими руками, — видит томные голубые глаза, волосы под пудрой, белые, изнеженные лица, полные груди, нежные с синими жилками руки
в трепещущих манжетах, гордо положенные на эфес шпаги; видит ряд благородно-бесполезно
в неге протекших поколений,
в парче, бархате и кружевах.
Он прошел окраины сада, полагая, что Веру нечего искать там, где обыкновенно бывают другие, а надо
забираться в глушь, к обрыву, по скату берега, где она любила гулять. Но нигде ее не было, и он пошел уже домой, чтоб спросить кого-нибудь о ней, как вдруг увидел ее сидящую
в саду,
в десяти саженях от
дома.
Обошедши все дорожки, осмотрев каждый кустик и цветок, мы вышли опять
в аллею и потом
в улицу, которая вела
в поле и
в сады. Мы пошли по тропинке и потерялись
в садах, ничем не огороженных, и рощах. Дорога поднималась заметно
в гору. Наконец
забрались в чащу одного сада и дошли до какой-то виллы. Мы вошли на террасу и, усталые, сели на каменные лавки. Из
дома вышла мулатка, объявила, что господ ее нет
дома, и по просьбе нашей принесла нам воды.
Я знал одного разбойника
в остроге: ему случалось
в свою карьеру, избивая целые семейства
в домах,
в которые
забирался по ночам для грабежа, зарезать заодно несколько и детей.
Будучи принужден остаться ночевать
в чужом
доме, он боялся, чтоб не отвели ему ночлега где-нибудь
в уединенной комнате, куда легко могли
забраться воры, он искал глазами надежного товарища и выбрал, наконец, Дефоржа.
— У нас, евреев, это делается очень часто… Ну, и опять нужно знать, за кого она выйдет. А! Ее нельзя-таки отдать за первого встречного… А такого жениха тоже на улице каждый день не подымешь. Когда его дед, хасид такой-то, приезжает
в какой-нибудь город, то около
дома нельзя пройти… Приставляют даже лестницы, лезут
в окна, несут больных, народ облепляет стены, чисто как мухи.
Забираются на крыши… А внук… Ха! Он теперь уже великий ученый, а ему еще только пятнадцать лет…
Толпа загалдела вся разом и двинулась к Мельникову
дому. Задние подталкивали передник. Анфим
забрался в сани и умолял Михея Зотыча уезжать.
Обыкновенно дядя Михайло являлся вечером и всю ночь держал
дом в осаде, жителей его
в трепете; иногда с ним приходило двое-трое помощников, отбойных кунавинских мещан; они
забирались из оврага
в сад и хлопотали там во всю ширь пьяной фантазии, выдергивая кусты малины и смородины; однажды они разнесли баню, переломав
в ней всё, что можно было сломать: полок, скамьи, котлы для воды, а печь разметали, выломали несколько половиц, сорвали дверь, раму.
Девицы возвращаются
в дом,
забираются на кухню и долго сидят там на табуретах, созерцая сердитую кухарку Прасковью, болтая ногами и молча грызя семечки.
Ее взгляд испугал его, но всё-таки он решил
забраться в ее
дом и взять те деньги, которые она получила.
— Потом вот что, — продолжала она, хлопнув перед тем стакана два шампанского и, видимо, желая воскресить те поэтические ужины, которые она когда-то имела с мужем, — вот что-с!.. Меня очень мучит мысль… что я живу
в совершенно пустом
доме одна… Меня, понимаете, как женщину, могут напугать даже привидения… наконец, воры, пожалуй,
заберутся… Не желаете ли вы перейти из вашего флигеля
в этот
дом, именно
в кабинет мужа, а из комнаты, которая рядом с кабинетом, вы сделаете себе спальню.
То представится: ходит она по пустому
дому, а людишки
в людскую
забрались и жрут!
Иногда, уходя от душных испарений куриного помета, я вылезал из дровяника,
забирался на крышу его и следил, как
в доме просыпались безглазые люди, огромные, распухшие во сне.
Ахилла все
забирался голосом выше и выше, лоб, скулы, и виски, и вся верхняя челюсть его широкого лица все более и более покрывались густым багрецом и пόтом; глаза его выступали, на щеках, возле углов губ, обозначались белые пятна, и рот отверст был как медная труба, и оттуда со звоном, треском и громом вылетало многолетие, заставившее все неодушевленные предметы
в целом
доме задрожать, а одушевленные подняться с мест и, не сводя
в изумлении глаз с открытого рта Ахиллы, тотчас, по произнесении им последнего звука, хватить общим хором: «Многая, многая, мно-о-о-огая лета, многая ле-е-ета!»
Чудится мне затем, что рядом с моей комнатой,
в коридоре, кто-то осторожно и настойчиво нажимает на дверную ручку и потом, внезапно разъярившись, мчится по всему
дому, бешено потрясая всеми ставнями и дверьми, или,
забравшись в трубу, скулит так жалобно, скучно и непрерывно, то поднимая все выше, все тоньше свой голос, до жалобного визга, то опуская его вниз, до звериного рычанья.
Ветер
забирался в пустые комнаты и
в печные воющие трубы, и старый
дом, весь расшатанный, дырявый, полуразвалившийся, вдруг оживлялся странными звуками, к которым я прислушивался с невольной тревогой.
Природа оцепенела;
дом со всех сторон сторожит сад, погруженный
в непробудный сон; прислуга
забралась на кухню, и только смутный гул напоминает, что где-то далеко происходит галдение, выдающее себя за жизнь;
в барских покоях ни шороха; даже мыши — и те беззвучно перебегают из одного угла комнаты
в другой.
И все
в доме окончательно стихает. Сперва на скотном дворе потухают огни, потом на кухне замирает последний звук гармоники, потом сторож
в последний раз стукнул палкой
в стену и
забрался в сени спать, а наконец ложусь
в постель и я сам…
Селится он большею частию где-нибудь
в неприступном углу, как будто таится
в нем даже от дневного света, и уж если
заберется к себе, то так и прирастет к своему углу, как улитка, или по крайней мере он очень похож
в этом отношении на то занимательное животное, которое и животное и
дом вместе, которое называется черепахой.
Анисья. Вишь куда,
в солому
забрался. Аль хмель изнял? (Смеется.) Полежала бы я с тобой тут, да неколи. Пойдем, доведу. А уж как хорошо
в доме-то! Лестно поглядеть. И гармония! Играют бабы, хорошо как. Пьяные все. Уж так почестно, хорошо так!
И вспомнил фельдшер, что случилось с ним года полтора назад, зимою,
в этом самом дворе, и как хвастал Мерик; и вообразил он, как горят зарезанные старуха и Любка, и позавидовал Мерику. И когда шел опять
в трактир, то, глядя на
дома богатых кабатчиков, прасолов и кузнецов, соображал: хорошо бы ночью
забраться к кому побогаче!
И те и другие, к сожалению. Нехтеммут с товарищами ворвался ко мне
в дом; они украли мои хлебы, вылили мое масло, приготовленное ко дню коронации. Кроме того, они
забрались в кладовую и унесли три больших хлеба, восемь булок, вытащили мех с пивом и выпили его, пока я находился
в отсутствии…
Завелось
в одном
доме много мышей. Кот
забрался в этот
дом и стал ловить мышей. Увидали мыши, что дело плохо, и говорят: «Давайте, мыши, не будем больше сходить с потолка, а сюда к нам коту не добраться!» Как перестали мыши сходить вниз, кот и задумал, как бы их перехитрить. Уцепился он одной лапой за потолок, свесился и притворился мертвым. Одна мышь выглянула на него, да и говорит: «Нет, брат! хоть мешком сделайся, и то не подойду».
Охотников до чужбинки
в том городке, где жил покойный Марко Данилыч, было вдоволь, и потому Герасим Силыч по ночам
в доме на каждой лестнице клал спать по нескольку человек, чтоб опять ночным делом не
забрался в покои какой-нибудь новый Корней Прожженный.
Просыпавшиеся ко всему этому тревожно прислушивались, будили друг друга, крестились и без противоречий единогласно решили, что причиняемое им сверху беспокойство есть, конечно, не что иное, как проказы какой-нибудь нечистой силы, которая, как всякому православному человеку известно, всегда
забирается в новые
дома ранее хозяев и размещается преимущественно на вышках, сеновалах и чердаках, вообще
в таких местах, куда не ставят образа.
Очевидно, с доброю семьею Сафроныча стряслось то же самое, то есть черт забежал
в их новый
дом прежде, чем они туда переехали. Иначе это не могло быть, потому что Марья Матвеевна как только вошла
в дом, так сейчас же собственною рукою поделала на всех дверях мелом кресты — и
в этой предусмотрительности не позабыла ни бани, ни той двери, которая вела на чердак. Следовательно, ясно, что нечистой силе здесь свободного пути не было, и также ясно, что она
забралась сюда ранее.
Тогда на улицах бывало очень небезопасно, и потому обыватели крепко закрывали все входы
в дом, чтобы впотьмах не
забрался какой-нибудь лихой человек и не обокрал бы или бы не убил и не сжег
дом.
В этом состоянии как-то машинально он вошел
в один из подъездов
дома по Литейной улице, по которой жил и сам, и,
забравшись на второй этаж, нажал пуговку электрического звонка у парадной двери, на которой, как жар, сияла медная доска с выгравированной крупными черными буквами надписью: «Граф Владимир Петрович Белавин».
Вскоре, впрочем, ему пришлось вместе с нею искренно разделять это желание. Несмотря на принятые со стороны Гиршфельда предосторожности не пускать пьяного Сироткина
в его
дом, он однажды, по недосмотру прислуги, с заднего крыльца
забрался в кабинет к Николаю Леопольдовичу.
Зато старик Зарудин именно за это отношение капитана и юнкера к графу особенно полюбил их, и зачастую, когда Николая Павловича не было
дома, они оба
забирались в кабинет к старику и тогда уже должно было икаться графу Алексею Андреевичу.
Он тихо и хладнокровно начал развивать ей свой план. Недели через две после этого разговора, во время отсутствия из
дому Мавры Сергеевны, неизвестные злоумышленники каким-то неведомым путем
забрались в ее спальню, сломали шифоньер и похитили заемное письмо
в десять тысяч рублей. Прислуга была
в это время
в кухне, а Екатерина Петровна, и Сергей Дмитриевич находились все время
в противоположном конце
дома, и никто ничего не слыхал.
На Татьяну Борисовну, как выражались дворовые села Грузина, «находило» — она то убегала
в лес даже
в суровую осень и пропадала там по целым дням, пока, по распоряжению графа, посланные его не находили ее сидящей под деревом
в каком-то оцепенении и не доставляли домой, то
забиралась в собор и по целым суткам молилась до изнеможения, и тут уже никакие посланные не
в состоянии были вернуть ее
в дом, пока она не падала без чувств и ее не выносили из церкви на руках, то вдруг, выпросив у графа бутылку вина, пила и поила вином дворовых девушек, заставляла их петь песни и водить хороводы, сама принимала участие
в этих забавах, вдруг задумывалась
в самом их разгаре, а затем начинала неистово хохотать и хохотала до истерического припадка.
— Вы
забрались несколько дней тому назад
в высокий
дом вместе со своим достойным сыном, отперли украденным ключом несгораемый сундук, и когда покойный отец проснулся и застал вас на месте преступления, стали душить его и не задушили, так как услыхали бегство вашего сына, не успевшего
в комнате приемной дочери моего отца совершить еще более гнусное преступление…
Кто ходит недалеко и помнит о своем кормчем, тот не прозевает его сигнала, и поспеет
в свое время, и поплывет далее, а кто
заберется далеко и там расположится, как
дома, тот или совсем сигнала не услышит, или если и услышит, то не успеет прибежать на корабль, а останется на этапном острове, где ему казалось, что тут его настоящее жительство, и тогда так и придется ему оставаться на острове с дикарями, которые готовы поесть друг друга.